Домашнее задание:
Замените глагольные словосочетания именными. Укажите главное и зависимое слова. Определите падеж
зависимого компонента в данных и полученных словосочетаниях.
Образец: читать книгу(вин .пад.) – чтение книги (род. пад.).
Проводить друзей-Провойдение друзей
посетить выставку-Посещение выставки
осветить коридор-освещение коридора
оформить документы-офомление документов
закупить продукты-закупка продуктов
презирать врагов-презирание врагов
уважать товарищей- уважение товарщей
ремонтировать телевизора- ремонт телевизора
любить Родину- любовь к родине
жить в городе-жизнь в городе
домашнее задание
Анализ стихотворения Пушкина «Вода и вино»
Александр Пушкин с благодарностью и волнением вспоминал годы, проведенные в Царскосельском лицее. Именно здесь у него появились первые настоящие друзья и были написаны первые стихи, которые
принесли юному поэту среди лицеистов славу литературного гения. Темы для творчества находились чуть ли не каждый день, однако Пушкин, увлекающийся античной культурой, во всем хотел подражать
своим кумирам.
Поэтому неудивительно, что в ранних произведениях поэта присутствуют образы и символы, характерные для древнегреческой литературы. Среди них – вода и вино, две субстанции, которые в античном мире
принято было смешивать практически в равных пропорциях. Откуда именно пошла эта традиция, история умалчивает. Известно лишь, что римские и греческие аристократы считали вино достаточно грубым
напитком, который в чистом виде потребляют лишь плебеи, и непременно разводили его водой.
Этой античной традиции в 1815 году юный Пушкин посвятил свое стихотворение «Вода и вино», в котором присутствуют и легкая грусть, и ирония, достойная пера зрелого поэта.
Следует отметить, что сам поэт еще со времен лицея увлекался крепкими напитками и был душой компании, которая с завидной регулярностью устраивала вечеринки с вином, барышнями и декламацией
стихов. Увлечение античной литературой породило в кругу лицеистов еще одну традицию – разбавлять вино водой.
Преклоняясь перед анакреонтикой, Пушкин, тем не менее, открыто бунтует, когда речь заходит о смешивании вина с водой. «Да будет проклят дерзновенный, кто первый грешною рукой, нечестьем буйным
ослепленный, о страх!.. смесил вино с водой!», — открыто заявляет поэт. Тех, кто создал подобный обычай, автор именует не иначе, как злодеями и желает им навсегда лишиться способности получать
удовольствие от хорошего вина, что для юного Пушкина равносильно самоубийству.
Для выполнения задания я пользовался несколькими
сайтами интернета.
"Ёлка"
М.М. Зощенко
В этом году мне исполнилось, ребята, сорок лет. Значит, выходит, что я сорок раз видел новогоднюю ёлку. Это много!
Ну, первые три года жизни я, наверно, не понимал, что такое ёлка. Наверно, мама выносила меня на ручках. И, наверно, я своими чёрными глазёнками без интереса смотрел на разукрашенное дерево.
А когда мне, дети, ударило пять лет, то я уже отлично понимал, что такое ёлка. И я с нетерпением ожидал этого весёлого праздника. И даже в щёлочку двери подглядывал, как моя мама украшает ёлку.
А моей сестрёнке Леле было в то время семь лет. И она была исключительно бойкая девочка. Она мне однажды сказала:
— Минька, мама ушла на кухню. Давай пойдём в комнату, где стоит ёлка, и поглядим, что там делается.
Вот мы с сестрёнкой Лелей вошли в комнату. И видим: очень красивая ёлка. А под ёлкой лежат подарки. А на ёлке разноцветные бусы, флаги, фонарики, золотые орехи, пастилки и крымские яблочки.
Моя сестрёнка Леля говорит:
— Не будем глядеть подарки. А вместо того давай лучше съедим по одной пастилке. И вот она подходит к ёлке и моментально съедает одну пастилку, висящую на ниточке. Я говорю:
— Леля, если ты съела пастилочку, то я тоже сейчас что-нибудь съем. И я подхожу к ёлке и откусываю маленький кусочек яблока. Леля говорит:
— Минька, если ты яблоко откусил, то я сейчас другую пастилку съем и вдобавок возьму себе ещё эту конфетку.
А Леля была очень такая высокая, длинновязая девочка. И она могла высоко достать. Она встала на цыпочки и своим большим ртом стала поедать вторую пастилку. А я был удивительно маленького роста. И
мне почти что ничего нельзя было достать, кроме одного яблока, которое висело низко. Я говорю:
— Если ты, Лелища, съела вторую пастилку, то я ещё раз откушу это яблоко. И я снова беру руками это яблочко и снова его немножко откусываю. Леля говорит:
— Если ты второй раз откусил яблоко, то я не буду больше церемониться и сейчас съем третью пастилку и вдобавок возьму себе на память хлопушку и орех. Тогда я чуть не заревел. Потому что она могла
до всего дотянуться, а я нет. Я ей говорю:
— А я, Лелища, как поставлю к ёлке стул и как достану себе тоже что-нибудь, кроме яблока.
И вот я стал своими худенькими ручонками тянуть к ёлке стул. Но стул упал на меня. Я хотел поднять стул. Но он снова упал. И прямо на подарки. Леля говорит:
— Минька, ты, кажется, разбил куклу. Так и есть. Ты отбил у куклы фарфоровую ручку.
Тут раздались мамины шаги, и мы с Лелей убежали в другую комнату. Леля говорит:
— Вот теперь, Минька, я не ручаюсь, что мама тебя не выдерет.
Я хотел зареветь, но в этот момент пришли гости. Много детей с их родителями. И тогда наша мама зажгла все свечи на ёлке, открыла дверь и сказала:
— Все входите.
И все дети вошли в комнату, где стояла ёлка. Наша мама говорит:
— Теперь пусть каждый ребёнок подходит ко мне, и я каждому буду давать игрушку и угощение.
И вот дети стали подходить к нашей маме. И она каждому дарила игрушку. Потом снимала с ёлки яблоко, пастилку и конфету и тоже дарила ребёнку. И все дети были очень рады. Потом мама взяла в руки
то яблоко, которое я откусил, и сказала:
— Леля и Минька, подойдите сюда. Кто из вас двоих откусил это яблоко? Леля сказала:
— Это Минькина работа.
Я дёрнул Лелю за косичку и сказал:
— Это меня Лелька научила. Мама говорит:
— Лелю я поставлю в угол носом, а тебе я хотела подарить заводной паровозик. Но теперь этот заводной паровозик я подарю тому мальчику, которому я хотела дать откусанное яблоко.
И она взяла паровозик и подарила его одному четырёхлетнему мальчику. И тот моментально стал с ним играть. И я рассердился на этого мальчика и ударил его по руке игрушкой. И он так отчаянно
заревел, что его собственная мама взяла его на ручки и сказала:
— С этих пор я не буду приходить к вам в гости с моим мальчиком. И я сказал:
— Можете уходить, и тогда паровозик мне останется. И та мама удивилась моим словам и сказала:
— Наверное, ваш мальчик будет разбойник. И тогда моя мама взяла меня на ручки и сказала той маме:
— Не смейте так говорить про моего мальчика. Лучше уходите со своим золотушным ребёнком и никогда к нам больше не приходите. И та мама сказала:
— Я так и сделаю. С вами водиться — что в крапиву садиться. И тогда ещё одна, третья мама, сказала:
— И я тоже уйду. Моя девочка не заслужила того, чтобы ей дарили куклу с обломанной рукой. И моя сестрёнка Леля закричала:
— Можете тоже уходить со своим золотушным ребёнком. И тогда кукла со сломанной ручкой мне останется. И тогда я, сидя на маминых руках, закричал:
— Вообще можете все уходить, и тогда все игрушки нам останутся. И тогда все гости стали уходить. И наша мама удивилась, что мы остались одни. Но вдруг в комнату вошёл наш папа. Он сказал:
— Такое воспитание губит моих детей. Я не хочу, чтобы они дрались, ссорились и выгоняли гостей. Им будет трудно жить на свете, и они умрут в одиночестве. И папа подошёл к ёлке и потушил все
свечи. Потом сказал:
— Моментально ложитесь спать. А завтра все игрушки я отдам гостям. И вот, ребята, прошло с тех пор тридцать пять лет, и я до сих пор хорошо помню эту ёлку. И за все эти тридцать пять лет я, дети,
ни разу больше не съел чужого яблока и ни разу не ударил того, кто слабее меня. И теперь доктора говорят, что я поэтому такой сравнительно весёлый и добродушный.
Салтыков-Щедрин
Премудрый пескарь
Жил-был пескарь. И отец и мать у него были умные; помаленьку прожили они в реке и ни в уху, ни к щуке в желудок не попали. И сыну то же сказали. "Смотри,
сынок, - говорил старый пескарь, умирая, - если хочешь жизнь долгую прожить, так гляди в оба!"
А у молодого пескаря ума палата была. Начал он этим умом раскидывать и видит: куда ни обернется - везде ему мат. Кругом, в воде, все большие рыбы плавают, а он всех меньше; всякая рыба его
заглотать может, а он никого заглотать не может. Да и не понимает: зачем глотать? Рак может его клешней пополам перерезать, водяная блоха - в хребет впиться и до смерти замучить. Даже свой
брат пескарь - и тот, как увидит, что он комара изловил, целым стадом так и бросятся отнимать. Отнимут и начнут друг с дружкой драться, только комара задаром растреплют.
А человек? - что это за ехидное создание такое! Каких каверз он ни выдумал, чтоб его, пескаря, напрасною смертью погубить! И невода, и сети, и верши, и, наконец... удочку! Кажется, что может
быть глупее удочки? - Нитка, на нитке крючок, на крючке - червяк или муха надеты... Да и надеты-то как?.. в самом, можно сказать, неестественном положении! А между тем именно на удочку всего
больше пескарь и ловится!
Отец-старик не раз его насчет удочки предостерегал. "Пуще всего берегись удочки! - говорил он, - потому что хоть и глупейший это снаряд, да ведь с нами, пескарями, что глупее, то вернее.
Бросят нам муху, словно нас же приголубить хотят; ты в нее вцепишься - ан в мухе-то смерть!"
Рассказывал также старик, как однажды он чуть-чуть в уху не угодил. Ловили их в ту пору целой стаей, во всю ширину реки невод растянули, да так версты с две по дну волоком и волокли. Много
рыбы тогда попалось! И щуки, и окуни, и головли, и плотва, и гольцы, - даже лещей-лежебоков из тины со дна поднимали! А пескарям так и счет потеряли. И каких страхов он, старый пескарь,
натерпелся, покуда его по реке волокли, - это ни в сказке сказать, ни пером описать. Чувствует, что его везут, а куда - не знает. Видит, что у него с одного боку - щука, с другого - окунь;
думает: вот-вот, сейчас, или та, или другой его съедят, а они - не трогают... "В ту пору не до еды, брат, было!" У всех одно на уме: смерть пришла! а как и почему она пришла - никто не
понимает. Наконец стали крылья у невода сводить, выволокли его на берег и начали рыбу из мотни в траву валить. Тут-то он и узнал, что такое уха. Трепещется на песке что-то красное; серые
облака от него вверх бегут; а жарко таково, что он сразу разомлел. И без того без воды тошно, а тут еще поддают... Слышит - "костер", говорят. А на "костре" на этом черное что-то положено, и
в нем вода, точно в озере, во время бури, ходуном ходит. Это - "котел", говорят. А под конец стали говорить: вали в "котел" рыбу - будет "уха"! И начали туда нашего брата валить. Шваркнет
рыбак рыбину - та сначала окунется, потом, как полоумная, выскочит, потом опять окунется - и присмиреет. "Ухи", значит, отведала. Валили-валили сначала без разбора, а потом один старичок
глянул на него и говорит: "Какой от него, от малыша, прок для ухи! пускай в реке порастет!" Взял его под жабры, да и пустил в вольную воду. А он, не будь глуп, быстро - домой! Прибежал, а
пескариха его из норы ни жива ни мертва выглядывает...
И что же! сколько ни толковал старик в ту пору, что такое уха и в чем она заключается, однако и поднесь в реке редко кто здравые понятия об ухе имеет!
Но он, пескарь-сын, отлично запомнил поучения пескаря-отца, да и на ус себе намотал. Был он пескарь просвещенный, умеренно-либеральный, и очень твердо понимал, что жизнь прожить - не то, что
мутовку облизать. "Надо так прожить, чтоб никто не заметил, - сказал он себе, - а не то как раз пропадешь!" - и стал устраиваться. Первым делом нору для себя такую придумал, чтоб ему
забраться в нее было можно, а никому другому - не влезть! Долбил он носом эту нору целый год, и сколько страху в это время принял, ночуя то в иле, то под водяным лопухом, то в осоке. Наконец,
однако, выдолбил на славу. Чисто, аккуратно - именно только одному поместиться впору. Вторым делом, насчет житья своего решил так: ночью, когда люди, звери, птицы и рыбы спят - он будет
моцион делать, а днем - станет в норе сидеть и дрожать. Но так как пить-есть все-таки нужно, а жалованья он не получает и прислуги не держит, то будет он выбегать из норы около полден, когда
вся рыба уж сыта, и, бог даст, может быть, козявку-другую и промыслит. А если не промыслит, так и голодный в норе заляжет, и будет опять дрожать. Ибо лучше не есть, не пить, нежели с сытым
желудком жизни лишиться.
Так он и поступал. Ночью гулял, в лунном свете купался, а днем забирался в нору и дрожал. Только в полдни выбежит кой-чего похватать - да что в полдень найдешь! В это время и комар под лист
от жары прячется, и букашка под кору хоронится. Поглотает воды - и все!
Лежит он день-деньской в норе, ночей не досыпает, куска не доедает, и все-то думает: "Кажется, что я жив? ах, что-то завтра будет?"
Задремлет, грешным делом, а во сне ему снится, что у него выигрышный билет и он на него двести тысяч выиграл. Не помня себя от восторга, перевернется на другой бок - глядь, ан у него целых
полрыла из норы высунулось... Что, если б в это время щуренок поблизости был! ведь он бы его из норы-то вытащил!
Однажды проснулся он и видит: прямо против его норы стоит рак. Стоит неподвижно, словно околдованный, вытаращив на него костяные глаза. Только усы по течению воды пошевеливаются. Вот когда он
страху набрался! И целых полдня, покуда совсем не стемнело, этот рак его поджидал, а он тем временем все дрожал, все дрожал.
В другой раз, только что успел он перед зорькой в нору воротиться, только что сладко зевнул, в предвкушении сна, - глядит, откуда ни возьмись, у самой норы щука стоит и зубами хлопает. И тоже
целый день его стерегла, словно видом его одним сыта была. А он и щуку надул: не вышел из коры, да и все.
И не раз, и не два это с ним случалось, а почти что каждый день. И каждый день он, дрожа, победы и одоления одерживал, каждый день восклицал: "Слава тебе, Господи! жив!"
Но этого мало: он не женился и детей не имел, хотя у отца его была большая семья. Он рассуждал так: "Отцу шутя можно было прожить! В то время и щуки были добрее, и окуни на нас, мелюзгу, не
зарились. А хотя однажды он и попал было в уху, так и тут нашелся старичок, который его вызволил! А нынче, как рыба-то в реках повывелась, и пескари в честь попали. Так уж тут не до семьи, а
как бы только самому прожить!"
И прожил премудрый пескарь таким родом с лишком сто лет. Все дрожал, все дрожал. Ни друзей у него, ни родных; ни он к кому, ни к нему кто. В карты не играет, вина не пьет, табаку не курит -
только дрожит да одну думу думает: "Слава богу! кажется, жив!"
Даже щуки, под конец, и те стали его хвалить: "Вот, кабы все так жили - то-то бы в реке тихо было!" Да только они это нарочно говорили; думали, что он на похвалу-то отрекомендуется - вот,
мол, я! тут его и хлоп! Но он и на эту штуку не поддался, а еще раз своею мудростью козни врагов победил.
Сколько прошло годов после ста лет - неизвестно, только стал премудрый пескарь помирать. Лежит в норе и думает: "Слава богу, я своею смертью помираю, так же, как умерли мать и отец". И
вспомнились ему тут щучьи слова: "Вот, кабы все так жили, как этот премудрый пескарь живет..." А ну-ка, в самом деле, что бы тогда было?
Стал он раскидывать умом, которого у него была палата, и вдруг ему словно кто шепнул: "Ведь так, пожалуй, весь пескарий род давно перевелся бы!"
Потому что, для продолжения пескарьего рода, прежде всего нужна семья, а у него ее нет. Но этого мало: для того, чтоб пескарья семья укреплялась и процветала, чтоб члены ее были здоровы и
бодры, нужно, чтоб они воспитывались в родной стихии, а не в норе, где он почти ослеп от вечных сумерек. Необходимо, чтоб пескари достаточное питание получали, чтоб не чуждались
общественности, друг с другом хлеб-соль бы водили и друг от друга добродетелями и другими отличными качествами заимствовались. Ибо только такая жизнь может совершенствовать пескарью породу и
не дозволит ей измельчать и выродиться в снетка.
Неправильно полагают те, кто думает, что лишь те пескари могут считаться достойными гражданами, которые, обезумев от страха, сидят в норах и дрожат. Нет, это не граждане, а по меньшей мере
бесполезные пескари. Никому от них ни тепло, ни холодно, никому ни чести, ни бесчестия, ни славы, ни бесславия... живут, даром место занимают да корм едят.
Все это представилось до того отчетливо и ясно, что вдруг ему страстная охота пришла: "Вылезу-ка я из норы да по всей реке проплыву!" Но едва он подумал об этом, как опять испугался. И
начал, дрожа, помирать. Жил - дрожал, и умирал - дрожал.
Вся жизнь мгновенно перед ним пронеслась. Какие были у него радости? кого он утешил? кому добрый совет подал? кому доброе слово сказал? кого приютил, обогрел, защитил? кто слышал об нем? кто
об его существовании вспомнит?
И на все эти вопросы ему пришлось отвечать: "Никому, никто".
Он жил и дрожал - только и всего. Даже вот теперь: смерть у него на носу, а он все дрожит, сам не знает, из-за чего. В норе у него темно, тесно, повернуться негде, ни солнечный луч туда не
заглянет, ни теплом не пахнет. И он лежит в этой сырой мгле, незрячий, изможденный, никому не нужный, лежит и ждет: когда же наконец голодная смерть окончательно освободит его от бесполезного
существования?
Слышно ему, как мимо его норы шмыгают другие рыбы - может быть, как и он, пескари - и ни одна не поинтересуется им. Ни одной на мысль не придет: "Дай-ка, спрошу я у премудрого пескаря, каким
он манером умудрился с лишком сто лет прожить, и ни щука его не заглотала, ни рак клешней не перешиб, ни рыболов на уду не поймал?" Плывут себе мимо, а может быть, и не знают, что вот в этой
норе премудрый пескарь свой жизненный процесс завершает!
И что всего обиднее: не слыхать даже, чтоб кто-нибудь премудрым его называл. Просто говорят: "Слыхали вы про остолопа, который не ест, не пьет, никого не видит, ни с кем хлеба-соли не водит,
а все только неитересную свою жизнь бережет?" А многие даже просто дураком его называют и удивляются, как таких идолов вода терпит.
Раскидывал он таким образом своим умом и дремал. То есть не то что дремал, а забываться уж стал. Раздались в его ушах предсмертные шепоты, разлилась по всему телу истома. И привиделся ему тут
прежний соблазнительный сон. Выиграл будто бы он двести тысяч, вырос на целых пол-аршина и сам щук глотает.
А покуда ему это снилось, рыло его, помаленьку да полегоньку, целиком из норы и высунулось.
И вдруг он исчез. Что тут случилось - щука ли его заглотала, рак ли клешней перешиб, или сам он своею смертью умер и всплыл на поверхность, - свидетелей этому делу не было. Скорее всего - сам
умер, потому что какая сласть щуке глотать хворого, умирающего пескаря, да к тому же еще и "премудрого"?
ես օգտվեցի վիքիպեդիա
հանրագիտարանից
Անուշիկ Նիկողոսյան
«Մխիթար Սեբաստացի» կրթահամալիր, Ավագ դպրոց
тоит в поле теремок. Бежит мимо мышка-норушка. Увидела теремок,
остановилась и спрашивает:
иса с журавлем подружилась.